Статьи и книги
К 15-летию гибели моряков «Курска»
На длани Господней
Посвящается последним дням крейсера «Курск»
Яна СМИРНОВА,
канд. тех. наук, зам. начальника ИЦ СРЗ «Нерпа»,
в 2000–2002 г. – ведущий инженер по утилизации АПК «Курск»
Участники операции по подъему АПРК «Курск» и те, кто приводил атомный крейсер в безопасное состояние, были награждены уникальными медалями «За подъем «АПК «Курск».
На медали изображена гигантская рука, держащая на ладони корабль. Это очень напоминает то, когда на иконах изображают святых, держащих на руках какую-то обитель, храм или город. Так чья же это огромная рука, поднимающая «Курск»? И подумалось мне, что ведь это рука Господа, и держит Он нечто большее, чем только лишь обломок корабля. Потому что, пережив эту великую трагедию, мы все призваны понять что-то такое, что вырывает нас из глубин греха, из глубин смерти – понять и принять свойство, которое делает человека Человеком – способность жертвовать собой, своей жизнью, своим временем, своими интересами. Без этой способности как для человека в отдельности, так и для какой-либо общности людей – семьи, экипажа, страны остается лишь падение и смерть.
Эти лодки в просторечии зовут «батонами» – по форме обводов легкого корпуса. Ничего себе «батончик» – около 18 метров в диаметре. Впрочем, стратегический атомный подводный крейсер маленьким быть не может...
Февраль 2002 года. Прошло почти полгода, как «Курск» поднят из морских глубин и находится на стапель-палубе плавучего дока 82-го Росляковского судоремонтного завода. Уже поработали все мыслимые и немыслимые комиссии, следователи, исследователи...
Даже будучи переломленной почти пополам, атомная подводная лодка такого класса, как «Курск» еще представляет опасность, прежде всего, как объект, имеющий в своем чреве ядерный реактор огромной мощности. К тому же на борту в шахтах оставались 24 стратегических ракеты «Гранит». И теперь, когда лодка уже стала подводной могилой для 118 парней, нужно сделать всё, чтобы то смертоносное железо, которое от нее осталось, не унесло жизни других людей, уже на земле.
После ряда всевозможных совещаний с конструкторами, учеными, военными принимается решение «Курск» конвертовать*, обеспечив непроницаемость объемов, после чего пересадить в передаточный док меньших размеров, чем росляковский, и прямо в доке, как в люльке, доставить на специализированное предприятие, где будет произведена выгрузка ядерного топлива из реактора.
* Конвертовать плавучий объект означает установить на его корпусе заглушки и создать из этого корпуса непроницаемый контур, что придает ему плавучесть и возможность безопасно находиться на плаву.
В составе группы работников судоремонтного завода «Нерпа», задача которых – установить непроницаемую носовую переборку на корпус и заглушить отверстия, прорезанные в корпусе при подъеме корабля, движемся по узкой дорожке к спецпроходной плавдока ПД-50. Шаг, еще шаг, еще... У кого-то от волнения пульсируют височные жилки. Еще мгновение, и нам откроется крейсер «Курск», тот самый «Курск»...
В объятиях башен сверхъестественного по своим размерам плавдока ПД-50 крейсер-батон издали показался крохотным. К тому же, без носовой оконечности, уничтоженной взрывом, он сейчас очень походил на батон без горбушки. В этот момент почему-то вспомнилось из детства, как покупали батон, а пока доносили до дома, обязательно отламывали хрустящую горбушку, иногда с двух сторон...
В том месте, где у «батона» оторвало «горбушку», образовался рваный поперечный срез, на котором как этажи, видны палубы остатков 3-го отсека.
Спускаемся в четвертый. Когда-то здесь был, так сказать, культурно-спортивный центр, кают-компания, сауна. В спортзале остались тренажеры с крепко потертыми ручками. Еще вчера пацаны качали здесь пресс. Прикасаясь к этим ручкам, словно ощущаешь границу между жизнью и смертью. Стоял видеомагнитофон с огромным отечественным цветным телевизором «Рекорд». На кинескопе ни царапины. В каком-то большом квадратном ящике росла настоящая березка. От почти годового нахождения под водой березка стала как железо. Поразительно, но кроме «рекордовского» кинескопа также остался целым и аквариум. Металл толщиной 50 мм. разорвало, как бумажку, а аквариуму – хоть бы хны. Камешки на дне. Компрессор маленький такой. Рыбкам воздух был нужен... Помните рыбку из фильма «72 метра»? Это всё правда. Рыбки на подводной лодке – это не просто дизайн, это боевые товарищи.
И что совершенно ошеломило меня – в кают-компании остались комнатные цветы-вьюны в горшках. От ледяной соленой воды цветы стали коричнево-зелеными. Но самое удивительное, цветы эти так и продолжали свисать лианами, и на ощупь казались живыми, стоит только их отогреть. Даже земля в горшках не вымылась. Мгновение смертоносного взрыва словно застыло в замерзших клетках этих цветов.
В одном из отсеков натыкаюсь на буханку хлеба. Невольно мелькает мысль – кому в голову могло прийти кушать здесь хлеб. Иду – еще буханка в пакете. Открываем провизионку – аккуратно сложенные буханочки в спирт-пакетах* ... Никто не собирался умирать.
* Для того, чтобы хлеб в период длительного автономного похода на подводной лодке не портился (не черствел и не плесневел), существует метод его консервации, а именно – хлеб пропитывается спиртом, укладывается в полиэтиленовый пакет, который затем запаивается. При необходимости употребления такого хлеба в пищу пакет раскрывается, хлеб помещается в духовку, спирт испаряется. Хлеб же после обработки в духовке становится вполне съедобным.
Стараемся не отвлекаться от цели – выполнить конвертовку корабля. В ходе освидетельствования выяснилось – разрушены некоторые цистерны главного балласта (ЦГБ). А ведь именно они придают любой подводной лодке запас плавучести. Уже понятно – непроницаемость ЦГБ нужно восстанавливать. Сварка ведется внутри замкнутого объема. Парни-сварщики вылезают из технологической горловины: «Варить не можем, горим». Вытаскивают ГОРЯЩУЮ АСБОТКАНЬ. Асботкань предназначена для тушения пожара, она сама по себе не горит по определению! Залезаю в ЦГБ. Сантиметров на 5 в каждой шпации*, присутствует какая-то жидкость. Принюхиваюсь – оказывается, керосин. Он-то и пропитал асботкань. Керосин попал в ЦГБ из топливного резервуара одной из семи ракет «Гранит», оставшихся на борту. Из-за сильных разрушений их не смогли извлечь из шахт штатным способом, и теперь судоремонтникам предстояло самостоятельно демонтировать эти шахты вместе с ракетами.
* Шпация – зона между шпангоутами, или, иначе – между поперечными ребрами жесткости корпуса.
Скажу честно, при выполнении судовых сварочных и газорезательных работ возгорание – довольно распространенное явление, т.к. на любом корабле всегда присутствует огнеопасные вещества – топливо, масла, краски, ветошь. Однако возгорание на «Курске» при наличии 7 ракет «Гранит» было бы недопустимо. В доли секунды решение – останавливаем работы, аккуратно ветошью убираем керосин, набрасываем в шпации ЦГБ снег. Никогда в жизни мне не было так страшно, как тогда.
Примерно к середине апреля «Курск» был отконвертован и подготовлен к пересадке в другой плавдок – ПД-42. Пересадка корабля, точнее – фактически его половины, также была сопряжена со значительным риском. Малейшая ошибка в установке взаимного положения доков могла бы привести к непоправимым последствиям. Двойная доковая операция, да еще части корабля, выполнялась впервые в истории судоремонта. К счастью, она была благополучно проведена, и «Курск» отправился к своему последнему причалу – на судоремонтный завод «Нерпа».
Первое, что предстояло сделать после прихода «Курска» – вырезать 7 злополучных шахт с ракетами «Гранит».
После долгих и тщательных технических проработок и изготовления специальной оснастки, в целях безопасности по отношению к заводским сооружениям, плавучий док ПД-42 был отбуксирован на котлован погружения, и 12 июля, в день Святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла, началась уникальная операция по вырезке из корпуса заряженных ракетных шахт. Уже потом, по прошествии времени, рассказывали, что многие жители города Снежногорск, узнав о предстоящей операции, спешно уезжали куда-нибудь. Но мы, те, кто занимался переводом АПРК «Курск» в безопасное состояние, ничего этого не знали и даже не думали об этом, хотя подспудно понимали, что с котлована погружения можем уже не вернуться.
Что греха таить, заводчане не разговаривают стихами «о цветочках и бабочках». Слов мало, но они жесткие, порой грубые, только конкретика – «Да», «Нет», «Не знаю». Бывает, заведет кто тему «в сторону», отворачиваются и уходят, только головой покачают: «Ни о чем...». А если очень допекут, или совсем тяжко станет – могут и крепким словцом огреть, да не в один этаж.
Так вот, когда готовились к вырезке первой шахты с ракетой, все 25 мужиков, отпетых матершинников, вдруг притихли, и не только не произносили ни одного бранного слова,— наоборот, в их речи появилась какая-то забота друг о друге, пришло то чувство, которое приходит к человеку перед лицом смерти. И мы все, в большинстве обычно грубые, чуждые «дум высокого стремленья», вдруг реально почувствовали, что находимся сейчас в руках Божиих, что каждый из нас, произнеся какое-то пустое, а тем более грязное, бранное слово, может потерять это Его благословение, Его защиту, и тогда по вине одного пострадают все.
Когда вырезали первую и последнюю, наиболее разрушенные шахты с ракетами, на доке стояла такая тишина, что мы ее будем помнить, наверное, до конца своих дней. Смерть прошла мимо нас, мы только проводили ее глазами.
Осматриваем последнюю шахту. Она практически переломлена пополам. Несколько миллиметров отделили ее содержимое от взрыва. Если бы это случилось и произошла бы цепная реакция взрывов не только торпедного, но и ракетного боезапасов, последствия такого развития событий просто невозможно себе представить. Прежде всего, это могло бы вызвать разрушение ядерного реактора и, как следствие, стать причиной серьезной радиационной аварии.
Но к счастью, если можно так выразиться, возникшие при аварии «Курска» механические воздействия на реактор не вызвали никаких разрушений его конструкций и механизмов. Поэтому заключительная операция по приведению «Курска» в безопасное состояние, хотя не рассматривалась с технической точки зрения как рядовая, но в то же время, как казалось тогда, и не расценивалась как уникальная. Однако «Курск» словно боролся за жизнь. В нем, обезглавленном и обезоруженном, еще продолжало тихо биться его ядерное сердце. И он не хотел подпускать к нему никого. Поэтому драматические события последних дней корабля после выгрузки ракет еще не закончились.
К концу ноября 2002 года проект по выгрузке ядерного топлива был полностью готов. Его основной идеей была постановка «Курска» и судна-перегрузчика, которое и будет обеспечивать выгрузку топливных элементов, в закрытый стапельный цех на двух параллельных стапельных линиях. Таким судном стала спецплавтехбаза «Имандра».
Ввод «Имандры» в стапельный цех должен был производиться при помощи судопоезда, приводимого в движение посредством системы гидравлики. В конце ноября – начале декабря стояли невероятно сильные морозы. Несмотря на это, технологически было невозможно отложить операцию по постановке «Имандры». Когда уже были открыты морские ворота и нос судна частично вошел внутрь цеха, из-за низкой температуры застыла гидравлика в системе движения судопоезда. Его движение прекратилось, несмотря ни на какие усилия. Началось резкое охлаждение помещения цеха. Снижение температуры ниже нуля привело бы к перемерзанию контуров реактора «Курска», уже стоявшего на параллельном стапельном месте. По заводу были собраны все, какие только возможно, тепловые пушки, с одной целью – не дать упасть температуре в реакторном отсеке ниже +5°С. Между тем третьи сутки продолжались попытки всевозможными способами передвигать «Имандру» буквально по сантиметру.
Вырвав из вен иглы капельниц, на завод приехал бывший тогда его директором тяжело больной Павел Григорьевич Стеблин. На четвертые сутки судно завели в цех. Морские ворота закрылись.
К сожалению, после почти пяти суток непрерывной работы без сна и отдыха остановилось сердце у оператора судопоезда Владимира Загуменнова. А через два месяца не стало и П. Г. Стеблина. Вечная им память.
После тяжелейшей заводки «Имандры» в закрытый стапельный цех «Курск» наконец словно смирился с тем, что он, крейсер-красавец, никогда уже не выйдет в море и не рассечет воды своей стальной мощью.
А часть корпуса «Курска» еще существует, даже находится на плаву. После выгрузки ядерного топлива из его корпуса был сформирован трехотсечный блок – то, чем заканчивается жизнь любого атомохода.
Когда-нибудь из него сделают одноотсечный блок для наземного хранения на плите полигона длительного хранения реакторных блоков «Сайда», построенного на деньги Бундестага. И только через 150–200 лет его оставшиеся конструкции могут стать абсолютно безопасными. А пока стоять этому последнему кусочку «Курска» среди прочих таких же блоков, ушедших мирно. На этом блоке нет уже слова «Курск», нет синей полосочки с курскими соловьями.
В храме поселка Видяево, откуда уходил «Курск» в свой последний поход, есть 4 уникальные иконы – Господа Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы, Святителя Николая и Святого равноапостольного князя Владимира. По периметру икон изображены светлые лица моряков, погибших на АПРК «Курск». О, сколько высказываний можно было услышать по этому поводу – «Что, если погибли, святыми сразу стали? А то мы не знаем, как моряки живут – гуляют, пьют, матерятся...»
Да, у нас часто так бывает – праведность, жертвенность, святость могут вовсе не совпадать. Выпивал, хулиганил, гулял. А пошел на войну и жизнь отдал за Родину, за товарища. Каждому из нас Господь протягивает эту ладонь спасения, чтобы «во благих водворились» наши бессмертные души.
О том, с каким достоинством моряки встретили свой смертный час, много говорит записка капитана-лейтенанта Дмитрия Колесникова. Чтобы написать такую записку, нужно обладать великим мужеством и достоинством.
Этот взрыв, эта гибель должны были разбудить всех нас, чтобы мы очнулись от сна, чтобы оглянулись вокруг, чтобы встрепенулось в нас чувство ответственности, долга, потому что мы все на земле находимся тоже как бы на одном корабле, и от поступка и слова одного часто зависит жизнь других.
Лица ребят смотрят сейчас на нас с икон. Они названы не святыми, как некоторые полагают, а чтимыми усопшими. Церковь молится за их упокой.
На иконах, так и оставшись плечом к плечу, рядышком, они останутся навсегда защитниками Родины, чести и правды, словно обступив нас, вдохновляя на жертвенность и подвиг.
Источник публикации:
«Миссионерская православная газета» Ежемесячное издание Мурманской и Мончегорской епархии Московского патриархата. № 5–6, июнь 2010 г., с. 7, 11.
________________
Справка:
К-141 «Курск» – российский атомный подводный ракетоносный крейсер проекта 949А «Антей». Заложен на «Севмаш» в 1992 году, принят в эксплуатацию 30 декабря 1994 года. С 1995 по 2000 годы – в составе Северного флота России, пункт базирования Видяево.
Подводная лодка «Курск» затонула в Баренцевом море, в 175 километрах от Североморска, на глубине 108 метров в результате катастрофы, произошедшей 12 августа 2000 года в ходе проведения военно-морских учений Северного флота. Все 118 членов экипажа, находившиеся на борту, погибли. По сообщению Генпрокуратуры, «Курск» затонул в результате взрыва учебной торпеды внутри четвертого торпедного аппарата, повлекшего за собой взрыв остальных торпед, находившихся в первом отсеке АПРК.
26 августа 2000 года, практически сразу после трагедии атомного подводного крейсера «Курск», был подписан Указ президента России об увековечении памяти его экипажа.
12 августа 2002 года, в день второй годовщины гибели атомохода, в Москве, Нижнем Новгороде и поселке Видяево были открыты памятники подводникам. Московский памятник погибшему экипажу атомного подводного крейсера «Курск» расположен возле театра Советской Армии (на фото позади Екатерининский парк). Это последняя работа замечательного скульптора Льва Кербеля.
Памятник морякам-подводникам, погибшим в мирное время, в Мурманске — фото Людмилы Зосимовой, июль 2014 г.
В архиве выпусков "Киприановского источника", в августовском номере за 2010 год можно прочитать фрагменты книги тогда - игумена, а ныне епископа Митрофана (Баданина) о трагедии "Курска".
